Помните, в “Триумфальной арке” есть такой эпизод, когда Равик оперирует свою приятельницу Кэт, свою старую пациентку, которую считает чуть ли не своим талисманом. И в процессе относительно безобидной операции выясняется, что у нее рак. Причем в такой форме, что делать что-либо бесполезно: она вся буквально нафарширована опухолями. Равик выбирает зашить ее и ничего пациентке не говорить. Все равно, делать нечего.
И в этом есть определенный смысл. Некий шаг в сторону гуманности: пусть живет, сколько получится, без этого убийственного знания. Пусть будет счастлива, сколько сможет, сколько ей отведено.
В свое время, в другой стране и в другой реальности, можно сказать, в другой вселенной, нас учили подобным образом: не надо говорить пациенту его диагноз, если речь идет о злокачественном заболевании. Сначала посоветоваться с семьей, подумать вместе с ними, может быть, как-то сообщить ему более легкий диагноз, а потом лечить от одного, говорить про другое.
В нынешней моей реальности другой подход. Человек имеет право знать правду о том, чем болеет. Даже если эта правда очень жестока. Такой подход дался мне не без труда. Но я принял его. Я знаю теперь, что человек – очень устойчивое существо. И его способность переносить удары судьбы часто выше, нет, гораздо выше того, что он сам о себе предполагает. Больше того. Мы, люди, очень часто не готовы к тому, чтобы наши близкие страдали и ради этого готовы взять на себя почти все вплоть до права решать за них, как им жить. Мы берем на себя ответственность за других, не спрашивая, чего хотят они, с самыми лучшими намерениями, и часто не понимаем, что обрекаем их на ад.
Вот два подхода. И при всем моем уважении к доктору Равику, он проявил трусость, как я думаю. Трусость и слабость. А вовсе не сострадание..
Что бы вы выбрали на месте пациента?
© Юрий Супоницкий
#Жизнь_без_наркоза
#Медицина
P.S. А на картинке с пациенткой беседует другой выдуманный доктор, совсем не Равик, и у этого человека не было никаких угрызений совести, когда он открывал рот и говорил то, что у него на уме. И ему не были свойственны ни трусость, ни слабость, ни сострадание.