“Я играю сам с собой в такую игру: если на дороге я замечаю мотоциклиста первым, очко мне в плюс. Если вижу его только в тот момент, когда он обгоняет меня – очко в минус” – так сказал инструктор вождения на курсах, на которые посылают тех водителей, кто накопил достаточно штрафов, чтобы их надо было наказать не только кошельком. С тех пор я тоже играю в эту игру и чаще проигрываю.
Однажды, довольно давно, я обогнал мотоциклиста, который ехал по середине полосы, как будто бы он – большая машина. Так бывает в Америке, где у людей вполне конкретное понимание слова “закон”. Я даже в Израиле такое чудо видел. Два раза. За тридцать один год. В Израиле тоже понимают слово “закон” очень конкретно, но к слову “нельзя” относятся довольно скептически. Есть старый анекдот про разные страны и отношение их жителей к словам “можно” и “нельзя”. Так вот, в Израиле можно все, кроме того, что нельзя, но то, что нельзя, если очень хочется, тоже можно. Поэтому в нашей стране мотоциклисты состязаются в умении проскакивать между движущихся автомобилей, подрезать, обгонять справа, почти снизу, а иногда прямо через салон.
Мотоциклистов я вижу чаще всего либо боковым зрением, в момент рычащего обгона, или на операционном столе, уже после обгона, после “скорой”.
Я не люблю мотоциклистов. Понимаю, что среди моих читателей тоже такие есть, не обижайтесь. Ничего личного. Просто мотоциклист с травмой – это много работы для нас. Я люблю свою работу. Работать – меньше. Когда доктор говорит, что желает всем здоровья, он делает это искренне. Потому, что действительно заинтересован.
Три раза хотел купить мотоцикл. Потому, что ездить с ветерком наперегонки люблю. Три раза не купил. В первый раз мое желание убил в зародыше парень, который хотел поставить рекорд скорости в езде на одном колесе. Кажется, это было 210 километров в час. Рекорд он поставил. Но дорога, на которой он это делал поздно вечером, чтобы было меньше движения, не идеально прямая: она делает небольшой поворот. Небольшого поворота хватило, и метров пятьдесят он пролетел по воздуху, пока на его пути не оказалась бетонная стенка. До больницы живым не доехал, хотя от того места до нас километра два.
Второй раз меня отговорил один мой коллега.. Он купил очень навороченный мотороллер, чтобы объезжать пробки. Через полгода объезжания он пару дней на работе не появлялся, а потом пришел с царапинами и синяками от левого плеча до щиколотки: поскользнулся на повороте. С тех пор сидел в пробках в своей машине, а мотороллер починил и продал.
Ну а в третий молодой парнишка, которого тоже на повороте занесло прямиком к нам в реанимацию. Помню, иду я принимать дежурство, а у дверей толпа друзей. Каждый третий увечный. Кто в гипсе, кто с аппаратом Илизарова, пара человек в креслах на колесиках. Клуб по ортопедическим интересам, прямо.
Я не об этом, впрочем.
Пару недель назад не в мое дежурство мотоциклист влетел в трактор. Всю ночь ортопеды и сосудистые хирурги пытались собрать ему ногу по крупицам из того, что осталось. Фотографии ставить не буду: это зрелище даже не для людей с крепкими нервами. Назавтра пришлось ампутировать. Двадцать с небольшим лет.
Да, я знаю, что сегодня молодой человек на протезе может вполне неплохо социализироваться. У него останется на миллион дорог меньше в жизни, но оставшихся десяти миллионов ему вполне хватит даже на очень качественный адреналин.
Я знаю, это звучит глупо и сентиментально. И еще надумано. Но мне плевать, как оно звучит. Взрослый человек, доктор, который много чего повидал на своем веку, не должен плакать, когда рассказывает мне о разговоре с женщиной, чей сын разбился насмерть, а он, мой коллега, должен был передать эту “новость”. Может быть, мы с возрастом становимся сентиментальны, а, может быть, есть вещи, которые очень трудно принять, если ты не зачерствел до конца и не застрял, как крошка в варенье, в банке с профессиональным цинизмом.
© Юрий Супоницкий
#Жизнь_без_наркоза