Было это очень давно. В апреле 1994 года. Я тогда только начал специализацию по анестезиологии, и был зеленее, чем первая весенняя травка. В районе полудня больница получила известие о том, что произошел взрыв на автобусной остановке в городе, возможно, это теракт.
Впрочем, довольно скоро выяснилось, что террорист в автомобиле, начиненном баллонами с газом, шрапнелью и ручными гранатами, врезался в автобус и привел в действие пояс смертника.
Восемь убитых, десятки раненых, “скорая” захлебывается таким количеством жертв и людей везут в больницу на чем только можно. И очень скоро захлебывается и приемное отделение. Вот в этот момент я там и оказался, посланный помогать.
Травма, как и реанимация, живет по алгоритмам. Нет времени на постановку диагнозов и глубокомудрые рассуждения о возможных причинах и последствиях, как в кино. Нет времени ни на что, кроме бега наперегонки со смертью по минному полю, где, кроме тех самых алгоритмов тебе в помощь опыт, интуиция и удача.
Представьте себе приемное отделение, как вы видите его в фильмах. Кровати с мониторами по периметру стойки, за которой должны сидеть сестры и врачи. Помещение заполнено и переполнено людьми. Одни испуганы, обожжены и ранены, они лежат и умирают. Другие бегают и пытаются помочь, но далеко не всегда делают то, что нужно потому, что не помнят, не знают, не тренированы, и сами напуганы до ужаса. Потому, что в том самом автобусе могли быть их друзья, их родственники. Потому, что на автобусной остановке в этот час полно детей, едущих после школы домой. И среди раненых и убитых могут оказаться их дети.
Крик. Одни кричат потому, что им больно, другие потому, что им страшно и они абсолютно ничего не понимают. Третьи – потому, что их не слышат, а четвертые потому, что им надо что-то, что они не могут получить, а надо это что-то даже не сейчас, а пару минут назад. И, поскольку никто не может перекричать толпу, но пытаются все, шум стоит ужасный. А еще пищат на все лады мониторы, срываясь на тревожный вопль, когда пульс зашкаливает или давление падает.
И беготня. Принесите мне ларингоскоп. А где он? И ты знаешь, что его надо уже сию секунду, но совершенно не понимаешь, где его взять.
Это не ад. Но нечто, очень похожее на вход в него.
Я спустился из операционной в приемное и вмиг потерялся. Что делать? Куда идти? Кого спасать? Как будто что-то огромное, пугающее и безразличное к моим чувствам схватило меня, и мне не выбраться из его недобрых липких объятий.
И в этот момент я увидел неподалеку от себя островок тишины. Там работал человек, прошедший в жизни несколько войн, огонь, воду, и сгибавший медные трубы в дугу. Возле кровати с раненым находилось два врача и две медсестры. Все указания отдавались тихим голосом, спокойно, словно речь шла о разборе случая на занятиях, словно они были на тренировке, и не было никакой спешки. Поэтому все, что было нужно, делалось очень быстро, без лишней суеты, и так эффективно, что казалось магией. А было реальностью.
Вот к этому островку я и прибился и хоть кому-то принес ощутимую пользу.
Жизнь нередко учит нас отрицательным примером. Как нельзя. Или как не надо. И реже показывает, как надо. Если уметь это видеть, становишься свидетелем маленького, но очень важного чуда.
И можешь научиться делать его сам.
© Юрий Супоницкий
#Жизнь_без_наркоза
