Сухая статистика говорит о том, что шансы человека пережить клиническую смерть на дому составляют около 8 процентов. И примерно двадцать в больнице. Все же, мы в больницах лучше оснащены, лучше тренированы, и добегаем до нужной точки быстрее, чем амбуланс до дома пациента со своими сиренами. Открою секрет. На реанимацию почти никто не бегает. Только в кино. Идут быстрым шагом, разве что если бежать пару десятков метров. Если пробегаешь пять минут по больничным коридорам, по лестницам и прочим препятствиям, когда доберешься до нужной точки, реанимация понадобиться может тебе. А, если и нет, то со сбитым дыханием много не наработаешь. То, что называется непрямым массажем сердца, если делать его по правилам – тяжелая физическая работа и мало кто выдерживает ее дольше нескольких минут подряд.
И, если уж мы о сроках, то двадцать минут, как правило, решают все. Очень редко, даже если мы кровью исходим, чтобы вернуть человека обратно, мы получаем то, что хотели. А почему? Да потому, что наш мозг – очень тонко организованная штука. И очень энергозависимая. Пять минут кислородного голодания и то, что регулирует деятельность всего тела, умирает. В среднем – пять. Есть люди, способные выжить немного дольше. Есть, кому отведено меньше. И все, что мы, медики, делаем, пытаясь вернуть человека к жизни, это искусственные и не очень эффективные попытки обеспечить мозгу крохотный ручеек кислорода. Такой, который позволит ему не задохнуться, пока мы пытаемся уговорить сердце работать.
У нас получается реже, чем не получается. Но иногда выходит так, что сердце заводится и работает. А мозг за время наших усилий умер. И это состояние называется “смерть мозга”. То есть, тело еще живет, но уже ничем не управляется. И в организме наступает анархия. А это – мерзкое состояние, поскольку человек с мертвым мозгом, как страна без правительства. Каждый орган тянет в свою сторону, и наступает катастрофа.
Иногда нам удается запустить сердце и со стороны кажется, наверное, что раз сердце бьется, то человек жив. Но медицина давно уже доказала, что в разных тканях есть свой автоматизм и сердце может биться довольно долго после смерти. Даже, вытащенное из тела. Даже лежащее на полке.
Мозговая смерть – состояние необратимое. С точки зрения закона в Израиле это полноценная смерть. Когда такое состояние фиксируется, человек объявляется мертвым, выдается соответствующее свидетельство и, как правило, он становится мертвым во всех смыслах очень быстро. Дни или недели.
И, я уверен, найдутся люди, которые расскажут в комментариях истории о том, как впавшие в кому пациенты внезапно приходили в себя, начинали общаться с родными, жить полноценной жизнью и тому подобное. Так вот это правда. Такие вещи редко, но случаются. За одним исключением. Кома и мозговая смерть это абсолютно разные вещи.
Мы можем представить себе мозг, как многоэтажное здание, и то, что составляет нашу личность, сознание, находится на самом верхнем этаже. Даже если этот этаж разрушен, те, что ниже его, продолжают функционировать и на них можно жить. Так и у человека, впавшего в кому, по той или иной причине часть контролирующих функций мозга сохраняется. Эти пациенты способны, например, дышать, поддерживать более или менее успешно базисные функции организма без медицинской помощи, реагировать на некоторые внешние раздражители и так далее.
Смерть мозга – это когда здание разрушено и даже фундамент не сохранился. Негде жить. Нечему функционировать.
Ну а теперь я предсказываю приход людей, которые скажут, что все это чушь, что докторам нужно добывать доноров для пересадок органов или придумают какое-нибудь другое более идиотское объяснение. Я не буду отрицать, что соблазн существует и что нечистоплотные медики существуют тоже. Люди, которые продают наркотики или грабят банки встречаются, но это не означает, что все мы только тем и занимаемся, или что с, точки зрения закона или морали, это разрешено.
Я о том, как работает закон. Который, кстати, был принят после очень долгих обсуждений и в его создании участвовали не только политики, но и религиозные деятели, для которых уже вступить на тропу обсуждения легитимности такого диагноза – шаг неоднозначный. Пройти ее – тем более. Надеюсь, не надо объяснять, почему. Поэтому с законом в Израиле довольно долго бились, чтобы провести его через Кнессет (наш парламент). Чтобы он удовлетворял запросам всех, кто нашу страну населяет от атеистов до верующих. Самых разных, кстати, верующих. И, хотя всем не угодишь, вышел не такой плохой закон.
Сейчас у нас есть дотошная и долгая процедура, в ходе которой подтверждается мозговая смерть. Процедура, основанная на объективных данных, в ходе которой проводится несколько разных тестов, призванных обнаружить хоть какие-то следы работающих мозговых функций. И, если хотя бы один из них выходит неоднозначным, о диагнозе мозговой смерти никто не говорит. Все это делается для того, чтобы никаким образом не сложилась ситуация, в которой мы ошиблись с диагнозом.
Просто, чтобы не возникло путаницы, человек, у которого диагностирована мозговая смерть, становится легитимным донором органов (внимание!) если его семья на это согласна. Иными словами, постановка такого диагноза не является автоматическим направлением на ”разборку на запчасти”, как мне сказал один родственник мужчины, лежавшего у нас в реанимации. Но донорство органов – это отдельная тема, и опять (внимание!) у нее есть две стороны.
Так вот, на второй – спасенные жизни.
И, напоследок, вопрос: знаете ли вы без Гугла, как помочь человеку в критическом состоянии дожить до “скорой”?
- Да
- Нет.
- Не знаю, но хочу научиться
- Не хочу об этом думать
© Юрий Супоницкий
#Анестезиоблог
#Жизнь без наркоза
Картинка взята у нейросети и немного обработана.
