Если меня кто-то читает более-менее постоянно, может, вы помните текст, который я написал как-то, года два назад. Он называется “Я возьму сам”, и он про Израиль. Его можно найти тут же, в ранних публикациях.
Проезжал мимо плаката. Так прямо и написано: “Вернуть их домой сейчас”
Так никто и не возражает. Наоборот. Мы все этого хотим. Очень. Без иронии и сарказма.
Вопрос чисто с точки зрения лингвистики.
Простое предложение.
Подлежащего нет. А что у нас вообще есть это самое “подлежащее”? Словарь так его определяет: “главный член предложения, обозначающий предмет, к-рому приписывается действие или признак, названные в сказуемом”.
Сказуемое – вернуть (что сделать?). Иными словами, требуется вернуть их. Кого (наших заложников) понятно. Когда (сейчас) – тоже. Куда (домой) – однозначно.
А что непонятно?
А непонятно то, что всем понятно. От кого требуем? От ХАМАСа, так они сидят и внимательно слушают, что мы требуем. Даже записывают, чтобы лучше наши требования того … поудовлетворять
Вернуть наших заложников мирно, договорившись с людоедами, сейчас невозможно. То есть либо война и уничтожение ХАМАСа, либо вернуть заложников. Либо сломить их, либо сломаться самим. Заключить мир можно, но о мире никто не говорит. Даже в проектах соглашений с ХАМАСом не фигурирует это странное и многим непонятное слово “мир”. Перемирие. На десять лет. Добро бы, они хотели мира и было бы, как у Франции с Германией. Повоевали, помирились и ездят друг к другу в гости, а граница только на карте. А кому нужно перемирие? Мы типа должны сидеть по домам и дожидаться нового седьмого октября, только более ужасного? Через десять лет, когда твари опять отрастят зубы.
Когда вернуть заложников любой ценой требуют люди, чьи родственники находятся в Газе, в аду, нет вопросов.
А когда другие?
Тогда нет ответа.
Что это? Желание раскачать лодку до максимума? Страх перед неизвестностью? Сочувствие? Глупость? Раклобиби на другом языке, менее понятном большинству? На кой хрен эти демонстрации, костры на Аялоне от людей, которые не воюют, не рискуют? Почему люди, которые в армии и защищают нас, требуют не останавливать войну, пока нечисть по ту сторону забора не отправится гореть в своем персональном аду?
Вы знаете? Тогда объясните.
А то я чувствую себя слишком тупым для понимания.
То, что сегодня утром было – это я понимаю. Пришли. Отбили своих. Перебили всех, кто хотел помешать. И ушли, не прощаясь. Когда мы прежде действовали по принципу “я возьму сам”, у нас все получалось, что мы хотели. Да, я понимаю, что не всегда будет так получаться. И я понимаю, что правильно и хорошо быть добрым, дружить с соседями и ходить к ним пить кофе. И я четко знаю, что среди них есть полно хороших людей. Но полно и плохих. Поэтому, пока уровень сознания где-то остается на уровне средневековья, пока слово “мир” не в лексиконе, пока “не убий” не стало законом, который у них происходит изнутри, увы.
Наши “добрые” соседи должны четко понять, что нас нельзя злить. Что нас опасно злить. И тогда будет счастье, мир, дружба. Не сразу, разумеется. Это понимание должно войти в плоть и в кровь. И в мозг. И, если мы хотим выжить, придется быть очень последовательными. Такие процессы занимают время, поэтому успокойтесь, правда, успокойтесь, ни один из нас столько не проживет.
© Юрий Супоницкий
Фото – Nataly Gelman