Реанимация у нас маленькая. Помещение, в котором когда-то было четыре койки превратили в шестиместное. Так и живем. В тесноте, да не в обиде. Есть пациенты, что не залеживаются, есть такие, что проводят месяцы. Все лежат дружным интернационалом: евреи, арабы и кто угодно еще.
На четвертой кровати лежит старый дед. Ему далеко за восемьдесят, белая борода лежит поверх простыни с больничной символикой. Во рту трубка – старик на ИВЛ, глаза закрыты. На голове – кипа, как у всякого религиозного еврея. Внутри у деда пневмония. Неприятная штука даже для молодых, а в его возрасте прогноз, скорее всего, будет печальным. Потому, что, кроме пневмонии, внутри у него довольно запущенный диабет, два инсульта, сердечная недостаточность и последствия долгого курения – хронический бронхит. С таким набором радости мало.
На пятой, рядом, молодая женщина из арабской деревни. У нее синдром Гийана-Барре. Это очень редкое осложнение вирусных инфекций, когда у человека развивается восходящий паралич. Иногда дело завершается только ногами, а иногда доходит и до лица и полной неспособности дышать. С точки зрения медицины, прогноз в большинстве случаев хороший. Что означает полное или почти полное восстановление через несколько дней, или несколько недель, или … несколько месяцев. То есть, когда-нибудь, вполне возможно, все будет окей. А пока полгода в постели, без возможности пошевелить даже пальцем. И, скажем, в качестве пожизненного “подарка” легкий парез ног. Инвалидное кресло до конца дней.
В шесть вечера наступает время визита родственников. Если нет ничего срочного, мы приостанавливаем работу и впускаем людей навестить наших пациентов. В этот раз к старику привели раввина. Прочесть над умирающим молитву. Пока рав молится, все остальные визитеры стоят тихо возле кроватей тех, к кому пришли. Переговариваются вполголоса. Но вот молитва окончена, и отец девушки с пятой кровати обращается к раву с просьбой. Тот кивает, подходит к изголовью арабки и молится над ней.
Время для родственников завершается, все начинают расходиться. Я нахожу отца девушки, благо, за то время, что она лежит у нас, мы познакомились друг с другом достаточно хорошо.
– Скажи, – спрашиваю, – почему ты попросил раввина помолиться над твоей дочерью? Мы ведь другой веры.
– Вера может быть разной, – отвечает он, показывая пальцем вверх, на небо, которое вдруг кажется невообразимо далеким, скрытым от нас тоннами перекрытий, этажами, наполненными людьми, медицинским оборудованием, лекарствами, надеждой и отчаяньем.
– А Бог все равно один. Ему не важно, на каком языке ему молятся.
© Юрий Супоницкий
#Жизнь_без_наркоза
#Израиль_без_наркоза
Фото: Николай Рерих. Канченджанга.